Марина Аграновская
Библейские сюжеты
Галерея шедевров
Перекресток трёх стран
Города Адриатики
Европейская мозаика
Еврейские чудеса
Ребёнок-билингв

Анатолий Сирота
Закономерности истории
Закономерности в немецкой истории
Эволюционный марксизм

Маранат хроника

Статьи -> Закономерности в немецкой истории -> Часть 10. Гуманисты Ренессанса

Часть 10. Гуманисты Ренессанса

(продолжение)

Продолжая начатый в предшествующей статье разговор о судьбе немецкого гуманизма эпохи Возрождения, мы, так же, как и ранее, будем использовать в качестве "путеводителя по эпохе" классический труд Людвига Гейгера "Ренессанс и гуманизм в Италии и Германии" (Renaissance und Humanismus in Italien und Deutschland», 1882).

Первые шаги

В 1444 г. в Гейдельбергском университете появился молодой – ему тогда не было еще и тридцати - профессор Петер Лудер (Pertrus Luder). Курфюрст Пфальца поручил ему преподавать латинский язык и разъяснять труды древних авторов. Перед этим Лудер, уроженец маленького немецкого городка, несколько лет провел в Италии, где получил некоторое гуманистическое образование.

«Преподавательский коллектив» отнесся к новому коллеге крайне враждебно. Так же, как и в других университетских центрах, в Гейдельберге тон задавали приверженцы схоластики. Вопреки тому, что в советские времена утверждали лекторы общества "Знание", эта "служанка богословия", опиравшаяся на тексты Платона и Аристотеля, была не только бесплодным умствованием, но и поспособствовала становлению рационализма Нового времени, в частности, науки логики. Гуманизму она была, однако, глубоко враждебна, и все дальнейшее развитие немецкого гуманизма проходило под знаком его конфликта со схоластикой, последствия которого первым и испытал на себе Лудер.

Можно предположить, что неприязнь вызывала у "профессорско-преподавательского состава" и сама личность латиниста – не строгого в своих религиозных убеждениях и в образе жизни, никогда не упускавшего возможности выпить. Тем не менее, Лудер продержался в Гейдельберге до 1460 г., и лишь эпидемия чумы заставила его покинуть этот город.

Пустившись в странствия по Германии, он неудачно провел диспут с заезжим итальянским гуманистом и, по-видимому, рассудив, что профессора из него не вышло, решил переквалифицироваться во врача. Стихотворения, письма и тексты речей Лудера выдают в нем человека поверхностного, и, признавая за ним честь "ласточки", возвестившей грядущий приход в Германию весны гуманизма, историки, вместе с тем, утверждают: практических последствий для становления нового мировоззрения его деятельность не возымела даже в Гейдельберге, где гуманизм расцвел впоследствии пышным цветом.

Сходной была и судьба современника Лудера, странствующего поэта-гуманиста Самуэля Кароха (Samuel Karoch), также получившего образование в Италии и, подобно Лудеру, не отличавшегося ни глубиной знаний, ни совершенством «морального облика». Рассуждая о причинах неудачи этих первых попыток насадить гуманизм в Германии, Гейгер отмечает, что признание новых идей всегда зависит от личности их "носителя".

Успех не выпадает на долю чужестранцев или тех соплеменников, которые слишком заметно и в своем мировоззрении, и в образе жизни оторвались от родной почвы, а с Лудером и Карохом произошло именно это. Действенными предшественниками расцвета немецкого гуманизма смогли поэтому стать люди иного склада - почтенные бюргеры, которые и после полученного ими в Италии образования сохранили многое из того, что воспитала в них жизнь в условиях замкнутости средневекового города.

Гейгер набрасывает словесные портреты этих людей, сочетавших итальянскую образованность и искреннюю преданность идеям гуманизма со всеми чаяниями и предрассудками своей среды. Одним из них был Феликс Хеммерлин (Felix Hemmerlin, 1398 – 1460). Он осуждал пороки папства и лицемерие нищенствующих монахов, живущих в роскоши и безнравственности, но делал это не как реформатор, а, напротив, с позиций «доброго старого времени». И при этом он разделял с народом его веру в сверхъестественное: в духов, чертей, ведьм и заклинания погоды.

Подобная «многослойность» мышления характерна для всех переходных периодов истории, к числу которых, наряду с Ренессансом, относится, например, и переход "от социализма к капитализму" в современной России. Западный мир с изумлением взирает на россиян, многие из которых сочетают либеральные прозападные экономические идеи с унаследованными от прошлого представлениями об "агрессивном блоке НАТО", угрожающем "миролюбивой" России.

Иногда в этой связи говорят о "шизофренической раздвоенности" сознания. Думается, для такого диагноза нет оснований: шизофрения - это патология, а многослойное мышление во время переходных периодов есть очевидное следствие того, что в истории новое не возникает одномоментно в полностью завершенном виде, а постепенно развивается из старого и поэтому частично сохраняет его в себе. ("Результат аккумулирует в себе пройденный путь", как говорят философы.)

Проблема многослойности мышления ранее нами уже обсуждалась со ссылкой на
В. Лазарева, указавшего, что ренессансный мыслитель в своих рассуждениях не проводит последовательно какой-то один принцип, а следует сразу многим. Философское обоснование многослойности мышления можно, по мысли Лазарева, обнаружить в трудах Николая Кузанского, учившего, что все утверждения об истине являются лишь частичными ее отображениями, и поэтому любое из них имеет право на существование. Это было для своего времени в высшей степени революционное утверждение: ведь из него следовало право мыслителя на отход от догматических предписаний!

Кузанец поклонялся абстрактному Богу («Бог везде и нигде»). Из общефилософских соображений он пришел к выводу о бесконечности Вселенной, о том, что в ее основе лежат математические соотношения, и предвосхитил открытия Коперника. Николай Кузанский – зачинатель философии Нового времени: Джордано Бруно был его учеником, среди его последователей значатся Декарт и Лейбниц, его влияние прослеживается в философии Канта и Гегеля.

Николай Кузанский заботливо относился к коллегам. Последние не остались в долгу и, сохранив о нем добрую память, называли «ангелом света и мира, явившимся Германии среди темноты и беспорядка и щедро посеявшим семена новой жизни». Но и этот, создававший некоторые свои труды «за один присест» гениальный мыслитель, «вечности заложник», на века опередивший свою эпоху, был, вместе с тем, и пленником своего времени: именно по его требованию Базельский церковный собор (с 1432 г.) обязал евреев носить особые нашивки: желто-шафранные звезды для мужчин, две голубые полоски для женщин.

Сетевая структура немецкого гуманизма

Предшественники немецкого гуманизма заложили основу для его последующего в высшей степени впечатляющего развития, начало и конец которого Гейгер относит приблизительно к 1470 и 1520 годам соответственно. Упоминавшаяся выше многослойность мышления "человека переходного периода" характерна и для общественных движений, но с одним существенным отличием: в то время как в голове отдельно взятого мыслящего индивидуума разнородные "слои" мирно сосуществуют, пребывая как бы в непересекающихся плоскостях, между разнородными "интеллектуальными слоями" общественных движений возникают "трения" - вспыхивают дискуссии.

О чем же спорили между собой немецкие гуманисты? Одни ориентировалась на Италию и, стремясь максимально приблизиться к ее культуре, не проявляли интереса к культуре собственной страны, другие ставили во главу угла патриотизм и, всячески стараясь возвеличить прошлое и настоящее родины, не останавливались порой перед извращениями истории.

Одни, оставаясь в плену средневекового мировоззрения, относились к церкви и ее заповедям как к высшему авторитету во всех сферах жизни, а теологию считали привилегированной формой интеллектуальной деятельности. Другие, отвергая церковные авторитеты и ставя превыше всего служение науке, отваживались вступать с теологами в затяжные (и опасные!) споры. Обращаясь к трудам своих великих предшественников времен античности, эти гуманисты дополняли их позднейшими знаниями, включая добытые ими самими.

Но, посвятив себя целиком и полностью этим ученым занятиям, они забывали о требованиях повседневности. Те, кто им противостоял, находились в гуще жизни. Они ощущали надвигающиеся перемены, видели, как рушатся привычные жизненные устои, но, не имея навыков серьезной умственной работы, ничего не могли противопоставить тяжким испытаниям, неизбежно сопровождающим "время перемен". Подобные контрасты между теми, кто развивается быстрее (Vorwaertsdraengende), и отстающими (Zurueckgebliebene) повторяются во все времена, - раздумчиво замечает Гейгер, завершая вышеизложенный анализ.

Что ж, на политической сцене современной России действительно перемещаются все те же "исторические типы": ультра-патриоты противостоят западникам, приверженцы обветшалой идеологии враждуют с теми, кто вырвался из ее плена, "практики" критикуют "оторвавшихся от жизни теоретиков". Поэтому, согласившись с весьма актуальным и для нашего времени утверждением историка о временах прошедших, последуем за ним далее.

Теперь нам предстоит узнать какие "организационные формы" сложились в общественном движении немецких гуманистов, которые не только дискутировали, но и активно сотрудничали между собой. Подходящим для описания этих форм является модный термин - "сетевая структура". Имеется в виду такая организация, при которой строго централизованное руководство отсутствует, и ячейки сети создаются «по инициативе снизу».

В Священной Римской империи конца XV в. сложилась сетевая структура сообществ гуманистов. Если в самом широком смысле определить интеллигенцию как социальную группу, состоящую из неравнодушных (но не по долгу службы!) к общественным судьбам интеллектуалов, то гуманистов Италии и других стран Европы следует признать интеллигентами, а сообщества немецких гуманистов можно, говоря современным языком, называть "неформальными объединениями творческой интеллигенции".

Существовало несколько типов таких объединений: в дополнение к местным - в городах, при университетах, княжеских дворах – сложилось также два сообщества, охватывавшие значительные территории, - Дунайское и Рейнское. Связи между членами различных сообществ поддерживались, главным образом, интенсивной перепиской, но, несмотря на все опасности, поджидавшие путников на дорогах, имели место и личные контакты. (Можно предположить, что и многочисленные сообщества, и личные контакты отражали свойственные немцам уже в те времена склонности к путешествиям и созданию «ферайнов».)

В каждом из сообществ Гейгер выделяет одного или нескольких наиболее значительных поборников нового мировоззрения - неформальных лидеров, вокруг которых сплачивались рядовые члены сообществ. "Точками роста" цивилизации, приходившей на смену Средневековью, были города. Выполнявшие на протяжении многих веков главным образом административные функции, они становятся центрами ремесленного производства и торговли, освобождаются от феодальной зависимости. В XII в. уже не в монастырях, а в городах создаются наиболее благоприятные условия для развития духовной культуры.

Под прикрытием крепостных стен, защищавших от рыцарей-разбойников, возникают школы и университеты, разрабатываются правовые уложения, строятся готические соборы. Детищем прежде всего городской культуры, был и гуманизм. Подсчитано: около половины немецких гуманистов были выходцами из бюргерской среды; кроме того, десятую часть составляли так называемые патриции - "отцы города", состоятельные люди, возглавлявшие городское самоуправление.

На долю "не городских" сословий - дворянства и крестьян - приходились лишь пятая и десятая доли от общего числа немецких гуманистов, соответственно. С двумя гуманистами-патрициями мы познакомимся в следующей статье.



Использование материалов данного сайта разрешается только с установкой прямой ссылки на www.maranat.de.

Оглавление    Закономерности в немецкой истории    Печать