Online проект "Маранат" :: Марина Аграновская :: Анатолий Сирота Кто такой Анатолий Сирота?
Путешествия по музейным залам
Что общего между библейскими сюжетами в искусстве и еврейскими языками
Старт :: Online проект "Маранат"
Марина Аграновская
Анатолий Сирота
Статьи :: архив
Контактная информация
Маранат на ЖЖ
История : искусство : иудаика : воспитание : путешествия
Статьи отца и дочери - Марины Аграновской и Анатолия Сироты.
Посмотреть весь архив
Еврейская культура
Закономерности истории
Изобразительное искусство : путешествия
Маранат хроникаНаши друзьяАрхивы. Все статьи
И пусть в эти параметры, в леса и степи, в топи и равнины, в силовое поле между Европой и Азией, в русскую трагическую огромность тысячу лет назад вросли бы ...
Посмотреть статьи
Обучение детей : билингва
ОГЛАВЛЕНИЕ

Эйнштейн: историческая наука и «еврейский вопрос»


1. Определение понятий

Можно ли считать историю наукой? На сей счет нет единого мнения. Вот что, например, говорится о гуманитарном знании, частью которого является знание историческое, в статье Александра Вильшанского. В отличие от научного метода познания (НМП), гуманитарный («философский») метод познания «работает не с фактами (достоверной экспериментальной информацией), а с неполностью определенными понятиями. <...> Использование философией определений с помощью неопределенных терминов (либо определяемых через другие неопределенные термины), доказательств с помощью специально подобранных примеров» создает «возможность произвольных и ошибочных выводов. <...> Поэтому с момента своего возникновения НМП вступил в непримиримую борьбу с "философией”» [1].

С терминологической проблемой, о которой идет речь в вышеприведенной цитате, сталкивается каждый, кто пытается уяснить себе точный смысл текстов, создаваемых гуманитариями. Используемые ими понятия – такие, как, например, «цивилизация», «культура», «искусство», «средний класс», «интеллигенция» - имеют множество различных определений, ни одно из которых не отвечает строгим требованиям, предъявляемым логикой к дефинициям терминов. В этом, разумеется, нет вины авторов этих текстов. Для явлений общественной жизни характерны сложнейшие переплетения объективных и субъективных причин и следствий, многообразие свойств, «слабая интегрированность», минимальная роль эксперимента и математических методов в их изучении.

Все эти (и многие другие) особенности объектов гуманитарного познания, затрудняющие их дефиницию, имеют своим следствием «неформализуемость» этических, правовых и прочих регулирующих общественную жизнь норм. Иными словами, эти регулирующие нормы не удается полностью подчинить алгоритмам, без размышлений применимым во всех без исключений случаях жизни. Разве можно, например, слепо всегда и везде следовать, казалось бы, очевидной заповеди «не убий»? И как следует поступать, если общепризнанные нормы международного права одновременно предписывают и «право наций на самоопределение» и «нерушимость границ»? На эти и подобные им вопросы не существует универсальных ответов: решения должны приниматься в соответствии с конкретными обстоятельствами.

Неизбежное использование в процессе принятия подобных решений не полностью определенных понятий, как справедливо отмечено в [1], создает «возможность произвольных и ошибочных выводов». Означает ли все вышесказанное, что мы должны безоговорочно согласиться и с конечным выводом автора [1] о полной противоположности научного и гуманитарного (очевидно – ненаучного) методов познания и «непримиримой борьбе» первого со вторым? Более глубокое рассмотрение обсуждаемой проблемы показывает, что такое заключение было бы неверным. В подтверждение сказанного сошлемся на Марка Перельмана и Мирона Амусью, которые показали, что определение терминов не может быть вполне строгим и для наук о природе.

Вслед за Бертраном Расселом, они пришли к следующему выводу: «для того, чтобы начать определять какие-то понятия нужно сперва принять некоторые слова без определения, интуитивно, и только потом, на их основе, можно будет построить определения других понятий. <...> К таким словам относятся: “время”, “пространство”, “энергия”, <...> “заряд”, “поле”, “материя”. <...> В разных областях науки и жизни могут быть разные “минимальные словари”» таких слов-понятий [2]. Следовательно, не имеющие строгих определений термины гуманитариев не являются полной противоположностью естественнонаучных терминов: в фундаменте последних неизбежно присутствуют интуитивные понятия. Каково же в таком случае действительное соотношение между методами познания природы и истории? Есть ли между ними и другие «точки соприкосновения», помимо интуитивной слагающей в определениях понятий, о которой говорилось выше?

И, если да, то достаточное ли это основание для того, чтобы считать историю наукой? Обстоятельному методологическому исследованию этой проблемы посвящена книга Анатолия Ракитова «Историческое познание». Отметив, что наряду с теми, кто полностью отрицает «научность» истории, известны также и историки, придерживавшиеся прямо противоположной точка зрения, Ракитов приходит к следующему выводу: «обе крайние точки зрения – одна из которых целиком противопоставляет историческое знание как описательное <…> естественнонаучному как аналитическому <…>, а другая полностью игнорирует различия между этими классами знаний – представляют крайне одностороннее, а потому и неправильное понимание проблемы» [3].

Иными словами, история – наука, но «особого рода», наука, отличающаяся от наук о природе. «Крайне одностороннее, а потому и неправильное понимание проблемы»... Нельзя не согласиться с этим утверждением! «Черно-белое» мышление крайностями - самая примитивная и поэтому самая распространенная форма мышления – абсолютно неадекватно понятиям гуманитарного и, в том числе, исторического знания. Правильное понимание проблемы статуса исторического знания, оставшееся недоступным размышлявшим посредством крайних суждений профессионалам, как нам предстоит убедиться, оказалось по плечу некоему историку-любителю, сумевшему мышление крайностями преодолеть. Более того, его образ мыслей оказался весьма близким к методологии, применяемой профессионалами, признающими «научность» истории. Имя этого дилетанта, который «правильно понял проблему», - Альберт Эйнштейн.

2. Две традиции


В 1938 г. Эйнштейн написал статью «Почему ненавидят евреев?» [4]. У нас нет сведений о знакомстве Э с трудами по философии и методологии истории, поэтому мы вправе предположить: он изучал заинтересовавшую его проблему, пользуясь методическими приемами, к которым пришел «своим умом»: на основе своих знаний о научных исследованиях в области физики. В этом смысле, опыт Э весьма поучителен для всех бескомпромиссных «рыцарей точных наук», презирающих «философию». То, что речь в дальнейшем пойдет лишь об одной исторической теме - «вечной» теме юдофобии, - несущественно: приемы мышления, которые применил Э, универсальны и к данной конкретной теме исследования «не привязаны».

Прежде всего Э определяет объект исследования. «Что характеризует еврейскую группу? Кем, в первую очередь, являются евреи?» - спрашивает себя Э и продолжает: «На этот вопрос нет простого ответа. Наиболее очевидным ответом был бы следующий: еврей - это человек, исповедующий еврейскую религию. <...> Но, безусловно, он не является исчерпывающим, ибо <...> еврейская религия - это только один из характерных признаков евреев как общественной группы”. Еврей, который отказывается от религиозной веры (в формальном значении этого слова), не перестаёт быть евреем, следовательно, это не «первоочередной» признак. «Трудности такого рода возникают всегда, когда нужно разъяснить существенные особенности группы», - замечает Э. Перед нами очередная иллюстрация тех возникающих при определении понятий трудностей, о которых говорилось выше, и Э эту проблему ясно осознает.

Справедливость высказывания Э по поводу религии подтверждают исторические судьбы евреев России. Лишившись в большинстве своем и религии и национального языка, обучаясь в русских школах и ВУЗах, они, тем не менее, сохранили значительную долю «еврейскости». О чем, в частности, свидетельствует выдающийся, далеко превосходящий их относительную численность, вклад евреев в общественную жизнь страны. Но в чем же скрывалась эта атеистическая «безъязыкая» национальность? В психическом складе? И, если последнее предположение справедливо, то в какой мере особая еврейская ментальность обязана своим происхождением еврейским генам, а в какой – многотысячелетней трагической истории этого народа?

Первое предположение Э категорически отвергает: в противоречии с современными научными данными, он был уверен в том, что евреи – «смешанная раса». В наши дни ответ на вопрос «можно ли выработать дефиницию “Еврей”» попытались найти авторы уже упоминавшейся статьи [2]. И пришли к радикальному выводу: «Выработать универсальное определение “Еврей” в принципе невозможно. Так что споры на эту тему – бессмысленны и напоминают попытки создания вечного двигателя. <...> Остается лишь принять это понятие интуитивно». Э счастливо избежал уподобления изобретателям вечного двигателя. Отказавшись от попыток выработать дефиницию «Еврей», отвечающую юридическим, религиозным (гиюр!) и генетическим (смешанные браки!) требованиям, он вместо этого решает более скромную задачу: ищет ответ на вопрос «что характеризует еврейскую группу?» Каковы ее «существенные особенности»?

Такими особенностями Э считает две традиции, объединявшие евреев в течение тысяч лет и продолжающие объединять их сегодня: «демократические идеалы социальной справедливости в сочетании с идеалом взаимопомощи и терпимости ко всем людям»; «высочайшее уважение ко всем формам интеллектуальной деятельности и духовных устремлений». В обоснование первой из этих традиций, Э ссылается на пронизанные демократическими идеалами древние еврейские религиозные книги, «которые столь мощно воздействовали на христианство и ислам и столь благотворно повлияли на структуру большей части человечества». Он напоминает о субботе – первом еженедельном выходном дне в истории человечества, ставшим для него «подлинным благом».

По мнению Э, «такие личности как Моисей, Спиноза и Карл Маркс, как бы они ни отличались друг от друга, жили и посвятили себя целиком идеям социальной справедливости, и именно эта традиция их предков вела их по этому тернистому пути. Уникальные достижения евреев в области филантропии проистекают из того же источника». Комментируя вторую характерную традицию, Э утверждает, «что дело не в каком-то особом богатстве дарований, но что именно уважение, с которым евреи относятся к интеллектуальным достижениям, создаёт атмосферу исключительно благоприятную развитию любых талантов». Именно это уважение «одно ответственно за вклад евреев в прогресс знания в самом широком смысле этого слова», вклад, размер которого «заслуживает восхищения всех честных людей. <...> В то же время сильный критический дух предотвращает слепое повиновение любым моральным авторитетам», - пишет Э. Само существование традиций, принятых Э в качестве характерных особенностей еврейской группы, сомнений не вызывает.

Годы, последовавшие за написанием его статьи, дали тому новые подтверждения: выдающимся результат «интеллектуальной деятельности и духовных устремлений» является воссоздание государства Израиль; большинство американских евреев поддержало на выборах левого популиста Обаму, видя в нем борца за «демократические идеалы социальной справедливости». Яркой иллюстрацией еврейской устремленности к этим идеалам в сочетании с терпимостью являются и взгляды самого Э. После переезда в США он сблизился с марксистами, но впоследствии осудил власти СССР, в том числе, и за их нетерпимость. Вместе с тем, формулировка первой из названных Э традиций далеко не бесспорна.

Говоря о «терпимости ко всем людям», Э, вероятно, имел в виду высокие этические нормы Торы, и, прежде всего, провозглашенное лет за тысячу до Христа «Золотое правило этики»: «люби ближнего своего, как себя» [Лев. 19:18]. Но борьба за идеалы социальной справедливости, увы, часто вступает в противоречие с идеалами демократии и терпимости. Можно ли, как это делает Э, считать демократом, исполненным терпимости к другим людям, такого еврея как Маркс? Да и само понятие «справедливость» - одно из самых «неопределимых! Разве не рассказывает нам история, как в России в начале XX в. у той части евреев, которые примкнули к большевикам, стремление к социальной справедливости сопровождалось отвратительными проявлениями крайней нетерпимости? Следует ли таких злостных нарушителей первой традиции еврейской группы по-прежнему, на радость антисемитам, считать членами этой группы?

3. Идеализация

Э был готов к подобным вопросам и возражениям. Будучи уверен в том, что ему удалось увидеть в традиционных идеалах евреев сущность «еврейской природы», он одновременно утверждал следующее: «То, что эти идеалы лишь неполностью реализованы в группе - в её реальной повседневной жизни - только естественно. Просто, если нужно кратко охарактеризовать существенный характер группы, нельзя обойтись без определённой идеализации». Еврейская национальная группа, все члены которой всегда следовали двум указанным выше традициям, никогда не существовала, но характерный признак изучаемой группы, согласно Э, не перестает быть таковым, даже если в каких-то частных случаях он полностью и не проявляется.

Сказанным выше возражения Эйнштейну далеко не исчерпываются. Отвечая на вопрос «что же такое евреи», он выделяет из многих особенностей этой группы, более или менее наглядно проявлявшихся в их истории, только две традиции, которые он счел наиболее существенными. Но для евреев характерны и успешная предпринимательская деятельность, и повышенная способность к абстрактному мышлению, о которых Э не упоминает. А ведь эта последняя особенность еврейского менталитета проявилась уже 4 тысячи лет тому назад, когда евреи, намного опередив все остальное человечество, уверовали в своего абстрактного - единого и не подлежащего изображению - Бога... Тем самым мы снова идеализируем объекты исследования, но если ранее речь шла об игнорировании «самопроизвольных» отклонений от характерного признака, то теперь идеализация достигается посредством частичного игнорирования признаков исследуемого объекта по выбору самого историка-исследователя.

В результате реальная еврейская группа в интересах исследования заменяется ее упрощенной («идеализированной») мысленной конструкцией. Аналогия с науками о природе в этом случае вполне очевидна: ученый-естественник также вынужден упрощать объекты своего исследования, абстрагируясь от тех свойств реальных объектов, которые в рамках поставленной задачи рассматриваются как несущественные. Словарь определяет идеализацию следующим образом: «Процесс мысленного конструирования представлений и понятий об объектах, не существующих и не могущих существовать в действительности, но сохраняющих некоторые черты реальных объектов. <...> В результате идеализации возникают идеальные, или идеализированные, объекты, напр., "материальная точка", "прямая линия", "идеальный газ", "абсолютно черное тело", "инерция" и т. п. Любая наука, выделяя из реального мира свой аспект для изучения, пользуется идеализацией и идеализированными объектами.

Последние гораздо проще реальных объектов, что позволяет дать их точное математическое описание и глубже проникнуть в природу изучаемых явлений» [5]. В качестве примера естественнонаучной идеализации в [3] приводится классическая динамика Ньютона. Для своих объектов – твердых теп – она сохраняет только одно свойство - массу - и не интересуется их «размерами, геометрической формой, химическим строением, цветом, происхождением и другими характеристиками». Наиболее известный пример идеализации в историческом познании связан с именем Макса Вебера, разработавшего теорию «идеальных типов» [6]. Эти «мысленные образы» (он называл их также «утопиями» и «научно дисциплинированными фантазиями») Вебер сравнивал с идеализированными объектами естественных наук! Не приходится сомневаться в том, что идеализация эффективна: об этом наглядно свидетельствуют огромные успехи естественных наук.

Но насколько обоснованно применение идеализации науками гуманитарными? Заменяя реальные объекты их мысленными образами, физик-экспериментатор имеет дело с ограниченным набором параметров. Историк изучает явления, зависящие от огромного числа факторов. «Это приводит к утверждениям о принципиальной индивидуальности, абсолютной конкретности объектов исторических описаний». Подобные утверждения и служат основанием для признания за исторической наукой одних лишь описательных функций [7]. Что вполне логично: «абсолютная конкретность» несовместима с идеализацией, ибо последняя предполагает абстрагирование от несущественных свойств. Но, как об этом сказано выше, при изучении природы именно идеализированные объекты, более простые, чем объекты реальные, описываются математическими формулами. Логично предположить: в историческом познании идеализация также является необходимой предпосылкой для поиска упорядочивающих «эмпирику» обобщений - «гуманитарных аналогов» законов наук о природе.

4. Тенденции истории и законы природы

Мы подошли здесь к «вопросу вопросов» обсуждаемого сопоставления наук о природе и обществе: присуща ли истории упорядоченность? Главным образом в зависимости от ответа на этот вопрос, историки и разделились на два лагеря, о которых говорилось в начале статьи. Одинаковых исторических событий не бывает («принципиальная индивидуальность исторических описаний»!), поэтому обобщения в историческом познании неприменимы, - утверждают одни. В истории действуют не только разного рода частные закономерности, но и общеисторические (социологические) законы, – утверждают другие. В своей предельной форме эта последняя точка зрения представлена вульгаризаторами исторического материализма. А что же Э?

Излагая свою «скромную концепцию антисемитизма, рассматриваемого с общей точки зрения» и предваряя возможную критику в свой адрес, Э утверждает следующее: «В области политики и социальной науки выросло оправданное недоверие к слишком далеко идущим обобщениям». Доминирование абстрактных обобщений приводит к неправильной интерпретации причин и следствий. «С другой стороны, отказ от обобщений значит отказ от понимания вообще. По этой причине, – продолжает Э, – я верю, что можно и нужно идти на риск обобщений, если сознавать опасность их несовершенства». Итак, нельзя понять явления общественной жизни, не обобщая их, но обобщения связаны с риском «неправильной интерпретации».

В соответствии с тем, что утверждалось выше (завершение первого раздела статьи), Э действительно удалось избежать «крайне одностороннего, а потому и неправильного понимания проблемы», и он ясно говорит об этом. Для тех, кто не признает существования законов истории, но, тем не менее, не отказывается от поисков обобщений исторических событий, «высшей формой» таких обобщений являются так называемые «тенденции» - тенденции исторического развития, предсказывающие, каких событий нам следует ожидать с наибольшей вероятностью. Именно тенденциями называет свои обобщения и Э. «Риск обобщений», о котором он предупреждает, заключается, прежде всего, в том, что в каком-то частном случае вероятность предсказываемых событий может оказаться нулевой! Аналогичное замечание было уже сделано нами ранее: «характерный признак изучаемой группы, согласно Э, не перестает быть таковым, даже если в каких-то частных случаях он полностью и не проявляется».

Ученый-логик Александр Ивин уточняет понятие «тенденция» следующим образом: «Отсутствие законов исторического развития не означает ни того, что в истории нет причинных связей, ни того, что в ней нельзя выявить определенные тенденции, или линии развития. <...> Тенденции, в отличие от законов, всегда условны. Они складываются при определенных условиях и прекращают свое существование при исчезновении этих условий. <...> Технический прогресс охватывает три последних столетия, однако при определенных неблагоприятных обстоятельствах его результаты могут быть утрачены в течение жизни одного поколения» [8]. Следует также иметь в виду, что обобщения возможны лишь для широких проблем истории. «Конкретику» истории тенденции ее развития предсказать не могут, а «вероятность» предсказаний не имеет точного математического определения.

Поле деятельности историка, возвысившегося над черно-белым мышлением и признающего существование исторических тенденций, ограниченно, с одной стороны, законами природы, познаваемыми «точными науками», а с другой - хаосом случайностей, столь многое определяющих как в повседневной жизни людей, так и в их истории. События в этой «серой зоне», нельзя считать ни только случайными, ни полностью закономерными. Преимущественно в серой зоне и располагается гуманитарное знание. Провозгласив необходимость обобщений для понимания истории, Э вступает в особенно острое противоречие с миром своих коллег, большинство которых категорически отказывается признавать такую специфическую форму упорядочения, которая, в отличие от законов природы, допускает исключения из правил. Следуя черно-белому мышлению, они твердо убеждены в том, что обобщения должны выполняться во всех без исключения случаях (то есть быть не тенденциями, а законами).

5. Две тенденции политической жизни

К каким же выводам пришел Э, встав на путь идеализаций и обобщений? Насколько эти выводы достоверны? В приведенном выше словарном определении говорится следующее: «Плодотворность научных идеализаций проверяется в эксперименте и материальной практике…». Роль эксперимента в историческом познании минимальна, некоторой заменой ему может служить сопоставление тенденций развития не имеющих между собой существенных связей «социальных организмов» (см., например, сопоставление исторических путей России и Испании [9]). Что же касается «материальной практики», то применительно к истории речь, очевидно, должна идти о достоверности того, что предсказывают тенденции развития. «Скромная теория» Э предполагает существование нескольких видов антисемитизма.

Инспирированный властями политический (государственный) антисемитизм, расцветая на почве, подготовленной «бытовым антисемитизмом», не раз превращался в «отравленную наживку», заглатывая которую, как указывает Э, народы «попадали на крючок» к тираническим режимам. Именно государственный антисемитизм стал одним из главных способов сплочения широких народных масс вокруг властителей «Третьего рейха». Скрытая - «латентная» - форма антисемитизма существовала «даже во времена и в обстоятельствах, когда не было никаких особых действий против евреев». Нации разделены на группы, между которыми неизбежны трения. Евреи – одна из таких групп. Поэтому антисемитизм «в некотором смысле <...> можно рассматривать как нормальное проявление в жизни людей». В справедливости этого утверждения убеждают судьбы многих народов и, прежде всего, «исторического двойника» евреев - армян. В наше время латентный антисемитизм часто переходит в открытую форму - антиизраилизм. Но почему евреям «достается» больше, чем другим народам?

«Почему евреи так часто вызывают ненависть масс? – спрашивает Э и отвечает: прежде всего потому, что евреи есть среди почти всех наций и потому, что они представляют слишком тонкую прослойку, чтобы быть способными защитить себя». В этой связи небезинтересно привести мнение этолога [Виктор Дольник, Непослушное дитя биосферы]: «Отбор часто «специально» усиливает различия в поведении похожих видов. <...> И тем самым не допускает образования смешанных пар». Именно этот механизм «этологической изоляции видов» объясняет расовую и национальную неприязнь: «при контакте с непохожими на нас людьми срабатывает та же программа, что и у животных на близкий вид или на свой подвид» - программа неприятия. «Расы человека по поверхностным признакам различаются больше, чем многие близкие виды».

У человека и внутрирасовые различия в духовной и материальной культуре «могут быть столь заметны, что генетическая программа принимает их за межвидовые. <...> Поэтому настороженная реакция на чем-то непохожих людей неизбежна и биологически нормальна. <...> Расовое и национальное неприятие имеет в основе своей ошибку генетической программы, рассчитанной на другой случай». <...> Любым, даже ничего не значащим различиям» эта программа придает «громадное и всегда отрицательное значение. Значит, слушать расиста нечего. <...> Спорить с ним бесполезно: инстинкт логики не признает. <...> К расизму нельзя относиться, как к точке зрения, имеющей право на существование». Это – «заразная болезнь». Заразная в том смысле, что, придя к власти, расисты с помощью СМИ способны «бросить в пламя расовых конфликтов даже самые культурные и уравновешенные народы» [10]. Мнение этолога полностью согласуется с мнением Э! В том числе, и по такому «режущему слух» утверждению, как «нормальность антисемитизма»! Доводом в пользу справедливости этого утверждения служит и древность антисемитизма: он так же стар, как и жизнь евреев в диаспоре. Уже в 405 г. до н.э. произошел погром в Элефантине (на юге Египта).

О могуществе инстинкта можно судить и по мирному сосуществованию антисемитизма с развитым интеллектом в головах выдающихся людей всех времен и народов. Тому примером и интеллектуалы Античности, и гуманисты Ренессанса, и некоторые выдающиеся ученые нашего времени. Но далее Виктор Дольник утверждает: «Неприятие расизма не в том, чтобы отрицать его естественные корни, а в том, чтобы обуздывать ошибки в наших программах поведения». Речь идет здесь о борьбе разума с инстинктом. Это тяжелая борьба! Как однажды признался Лев Толстой, «любить евреев трудно, но надо» [11]. И мы знаем о многих победах разума. Лев Толстой отказался выступить в защиту Дрейфуса, но у последнего, так же как и у Бейлиса, нашлось много других защитников. На Аллее праведников в музее Яд ва-Шем высажено уже около 24 тысяч деревьев. Следовательно, антисемитизм - не постоянное, не закономерное проявление межнациональных отношений.

Соответственно, историк, признающий за своей наукой одни лишь описательные функции, ограничит свое «исследование» описаниями чудовищных преступлений «наци» и подвигов героев, спасавших евреев, рискуя собственной жизнью. Согласится ли с Э, назвавшим антисемитизм «нормальным проявлением в жизни людей», прекраснодушный читатель, ознакомившийся с таким описанием? Меж тем, в 1938 году (когда была завершена обсуждаемая статья) и в последующие годы происходили события, подтвердившие печальную правоту Э: антисемитизм был ярко выраженной тенденцией межнациональных отношений того времени. Справедливость этого утверждения станет ясной каждому, кто ознакомится с книгой Уильяма Р. Перла «Заговор Холокоста. Международная политика геноцида» [12]. Убедительно аргументированный ссылками на литературу основной тезис книги состоит в следующем: прежде всего США и Англия, но также и другие демократические государства Европы и Америки, ограничив иммиграцию из Германии и с контролируемых ею территорий ничтожными квотами, обрекли евреев на гибель.

«Те, от кого зависело спасение невинных жертв, осознанно сделали ровно обратное – не позволили осуществиться ни одной серьезной операции по спасению. <...> Холокост уникален, - подчеркивает Уильям Перл, - тем, что «так называемый цивилизованный мир не просто знал о нем, но активно в нем участвовал». «Конечно, никто не собирается преуменьшать вину немцев. Однако после прихода к власти Гитлера его партия восемь лет проводила программу эмиграции – более чем достаточно, чтобы мир понял, что может произойти при ее невыполнении». В течение этого времени «сами немцы не просто были готовы, они весьма желали избавиться от евреев на своих территориях» (посредством их эмиграции). «К массовым убийствам привели два фактора: стремление немцев сделать Европу юденрайн (чистой, или свободной, от евреев) и отказ остального мира спасти их, когда это еще можно было сделать», - заключает Уильям Перл.

Следовательно, главной причиной Холокоста было широко распространенный в то время в мире (а не только в Германии) антисемитизм. «В 1942 году, когда США уже воевали с Германией и Японией, социологи спросили американцев, кого они считают главной «угрозой» для Америки. Вариант «евреи» набрал в три раза больше голосов, чем «японцы», и в четыре раза – чем «немцы» [13]. Французская полиция активно участвовала в депортациях в Освенцим евреев, включая тысячи оставшихся без родителей маленьких детей [14]. По всей Европе, не только в Германии, но и на контролируемых ею во время войны территориях, прежде всего в Восточной Европе [15], но также и во Франции [16], у «эйхманов» нашлись добровольные пособники также и среди рядовых, не состоящих на государственной службе граждан. Какова же альтернатива? В поисках ее Э приходит к тому, что можно назвать его Фундаментальным обобщением политической жизни.

«В политической жизни я вижу две противоположных тенденции, находящиеся в постоянной борьбе. Первая, оптимистическая тенденция проистекает из веры в то, что освобождение и раскрепощение производительных сил индивидуумов и групп приводит к удовлетворительному состоянию общества. Она признает необходимость централизованной власти, поставленной над группами и индивидуумами, но оставляет за ней только организационные и регуляторные функции. Э исходит из того, что, хотя нужда в разнородных группах «возможно наиболее очевидна в области политики при формировании политических партий», но хорошо известно также, что «централизация, то есть устранение независимых групп, ведет к односторонности и застою в науке и искусстве, потому что подавляет любую борьбу мнений. <...> Я верю, что однородность населения нежелательна, даже если бы она была достижима», - утверждал Э. Вторая, пессимистическая, тенденция, напротив, исходит из того, что свободная игра индивидуумов и групп приводит к разрушению общества.

Поэтому она стремится основывать общество исключительно на насилии и слепом повиновении. <...> Приверженцы этой второй тенденции - враги свободных групп и враги образования для воспитания независимого мышления». Ибо враги свободных групп более всего «боятся влияния независимо мыслящих людей». Разумеется, обществ, в которых полностью господствует лишь одна из указанных тенденций, никогда не существовало! Лишь в интересах исследования можно представить себе подобную мысленную конструкцию – идеализированный объект, построенный путем абстрагирования от ряда признанных несущественными признаков реального объекта. Известные нам государства воплощают эту логическую конструкцию с разной степенью приближения.

Но обобщения Э – тенденции, - как мы уже знаем, и не претендуют на недопускающую исключений всеобщность. И гитлеровская Германия, и современные Китай и Россия являются примерами сочетания административно-централизованной системы управления (вторая тенденция) с частной собственностью на средства производства (первая тенденция) при «руководящей роли» второй из этих тенденций. В современных демократиях западного типа преобладает «оптимистическая тенденция», но государству принадлежит значительная доля собственности и оно давно уже вмешивается в экономику для обуздания ее кризисов - «зла прогресса».

Споры между «левыми» и «правыми» идут лишь об оптимальной степени вмешательства государства в каждом конкретном случае. Реально существующие общества отличаются и многими другими особенностями - от этноисторических традиций до наличия полезных ископаемых - решающим образом влияющими на их положение в современном мире. Но, коль скоро каждое общество обладает множеством отличительных особенностей, оправдана ли смелость, с которой Э идет на «риск абстрактных обобщений», классифицируя все государства по одному и тому же минимальному набору признаков? Можно ли Фундаментальное обобщение Э считать методологически оправданным?

6. Средние кадры решают все


Прежде всего бросается в глаза вопиющее противоречие между дифирамбом, исполненным Э в честь оптимистической тенденции, и пособничеством Холокосту со стороны демократических государств, о котором рассказал Ричард Перл. Но пришли другие времена, и сейчас ситуация с дискриминацией по расовым и национальным признакам в демократических странах Запада, хотя она и не идеальна, коренным образом отличается от той, которая господствовала в первой половине прошлого века. Как справедливо заметил процитированный выше Александр Ивин, тенденции исторического развития «складываются при определенных условиях и прекращают свое существование при исчезновении этих условий». Согласно Э, враги свободных групп неизбежно приходят к политическому антисемитизму. «Для наци-группы евреи не только средство повернуть народное возмущение в сторону от себя, притеснителей.

Они рассматривают евреев и как неассимилированный элемент, который нельзя заставить слепо воспринимать догму, и который, следовательно, угрожает их власти». Приверженцы второй тенденции – «враги свободных групп и враги образования для воспитания независимого мышления. Они, следовательно, являются носителями политического антисемитизма»: ведь, согласно утверждению Э, именно для евреев характерны независимое мышление, уважение к интеллектуальной деятельности и «сильный критический дух». Логично предположить, что на формулировках обсуждаемой статьи отразился, прежде всего, печальный личный опыт ее автора: вскоре после прихода к власти нацистов Э пришлось покинуть родину. Но наиболее полное воплощение пессимистическая тенденция нашла в то время не в Германии, а в СССР, где «коммунисты» ликвидировали частную собственность на основные средства производства и, осуществив соответствующие этому системообразующему фактору структурные изменения всей общественной жизни, полностью исключили свободную борьбу мнений. Вместе с тем, вопреки утверждению Э о глубинной связи между пессимистической тенденцией и государственным антисемитизмом, последний, до подписания пакта о дружбе с нацистами, в СССР явно заметен не был.

Увы, позднее история вновь подтвердила то, что выше было названо «печальной правотой Эйнштейна». Теперь мы знаем: антиеврейская кампания, начавшаяся с ограничений приема в некоторые ВУЗы еще в конце войны, должна была завершиться «депортацией», спланированной как самый настоящий геноцид – Холокост-2. Вместо гитлеровских лагерей уничтожения с их газовыми камерами, на Дальнем Востоке были сооружены особые бараки, в которых люди были обречены на смерть от замерзания [17]. Споры о причинах государственного антисемитизма в СССР ведутся по сей день. Часто в качестве такой причины называют личный антисемитизм Сталина. Фундаментальное обобщение Э о двух противостоящих тенденциях политической жизни позволяет указать иную, более глубокую причину возникновения советского варианта государственного антисемитизма: решающее значение имела склонность евреев к интеллектуальной деятельности, ведущая к образованию разнородных свободных групп, несовместимых с насилием и слепым повиновением.

В терминах Э, политический антисемитизм есть следствие враждебности второй тенденции (властей) ко второй традиции (еврейской группы). Доказательство справедливости этого тезиса с удивительной в устах тирана откровенностью предоставлено самим Сталиным. Как сообщает Олег Будницкий [18], тов. Сталин И. В. откровенно изложил свое политическое кредо в застольной речи перед узким кругом своих соратников на обеде в доме тов. Ворошилова К. Е. 7 ноября 1937 года. Кто мы были? Замухрышки! - говорил Сталин, имея в виду себя и своих ближайших соратников. И продолжал: Троцкий и другие ораторы были более известными и яркими фигурами, чем я. Но они не понимали, что вся сила в середняках и работать надо с ними. «Средние кадры решают все!» - провозгласил Сталин. Интеллектуалы были ему не нужны, и «срезав слой с интеллектом выше среднего», Сталин оставил тех, кто безоговорочно видел в нем вождя, – подытоживает Будницкий.

Профилактически уничтожались «потенциально опасные» яркие личности – даже те, кто на момент гибели были ему вполне лояльны, но, именно в силу своей одаренности и способности к самостоятельному критическому мышлению, могли представлять опасность в будущем. Ведь, согласно Э., враги свободных групп более всего «боятся влияния независимо мыслящих людей». Противостояние «средних кадров» «независимо мыслящим» не было результатом одной лишь государственной пропаганды: последняя опиралась на такое хорошо известное проявление общественной жизни как конфликт между коллективом и обогнавшем его в своем развитии индивидом.

Этот конфликт – одно из проявлений неравномерности, свойственной историческому развитию человечества, – становится все более опасным по мере происходящего на наших глазах ускорения развития. Советское общество было осознанно коллективистским и злобно осуждало «буржуазный индивидуализм». За время Второй мировой войны индивидуализация советских людей заметно возросла, и Сталин запланировал новую грандиозную волну репрессий. Ее «спусковым крючком» и одновременно первыми жертвами и должны были стать советские евреи (см. выше о Холокосте-2). Многие из них поднялись до уровня «выше среднего» - принадлежали к интеллектуальным верхам общества - и уже по этой причине не могли не вызывать подозрений тирана.

Напомним еще раз: согласно Э, еврейскую группу характеризуют независимое мышление, уважение к интеллектуальной деятельности и «сильный критический дух», то есть именно те качества, которые был призван выкорчевать массовый террор. Так же, как и в рассмотренных выше случаях, в качестве возражения против предлагаемого обобщения указывают на то, что оно выполнялось не всегда. Действительно, часто репрессировались и «Иван Денисычи» - отнюдь не блистающие интеллектом люди физического труда из нижних слоев общества. Но такие аресты объяснялись как широко распространившимся в то время доносительством, иногда принимавшим характер массовой истерии, так и тем, что спущенные из Москвы планы репрессий начальству «на местах» в интересах собственной безопасности надо было исполнять быстро и с рвением.

7. История: «смысл для нас»

Важнейшее преимущество научного мышления -– его способность обнаруживать скрытую сущность явлений (в отличие от обыденного мышления, которое ограничивается очевидным, «лежащим на поверхности»). Фундаментальное обобщение Э. - пример такого проникновения в сущность общественных процессов. Сведение политической жизни «к двум противоположным тенденциям, находящимся в постоянной борьбе», позволило Э. указать на истинную глубинную причину государственного антисемитизма. Принадлежность к одной из двух противоборствующих тенденций предопределяет важнейшие системные различия между обществами, оно же лежит в основе развертывающегося на наших глазах противостояния демократий Запада странам-изгоям и застрявшему в Средневековьи исламскому миру. Но этим значение Фундаментального обобщения не ограничивается.

Из представленного Э объяснения государственного антисемитизма следует, что возникающие в обществе конфликты имеют причиной не только чаще всего упоминаемые в этой связи экономические, религиозные и этнические факторы, но и обычно стыдливо замалчиваемые различия в уровнях интеллекта. К сожалению, продемонстрировав мощь научного мышления, Э, вместе с тем, не выполнил его важнейшего требования: «все явления должны рассматриваться в развитии». «Раскрепощение производительных сил», ограничение роли государства организационными функциями, многопартийность, «свободные группы», «независимое мышление», «борьба мнений» - все эти упоминаемые Э характерные признаки оптимистической тенденции означают, что перед нами свободно развивающееся общество.

Соответственно, господство пессимистической тенденции приводит к развитию под управлением государства. Можно поэтому утверждать: определяя общество по типу развития (свободное или управляемое), мы передаем его сущность полнее, чем посредством указания соответствующей тенденций по Э. К тому же, Э упускает из виду важный факт: пессимистическая тенденция, предположительно означающая для него неверие в преимущества свободного развития, для большинства немцев и многих россиян оказалась совместимой с оптимистической верой в преимущества управляемого развития под руководством НСДАП и КПСС соответственно. И для этой веры были свои основания: так, в СССР управляемое развитие неоднократно оказывалось эффективным в условиях мобилизационной экономики. Статья Э была опубликована с большим опозданием - в 1956 г. [4]. К тому времени противопоставление тоталитарных и рыночно-демократических государств стало «общим местом» публицистики.

После выхода в свет в 1945 г. знаменитой книги Карла Поппера «Открытое общество и его враги» [19], эти общества стали, так же, как сегодня, чаще всего называть «закрытым» и «открытым» соответственно. Наименования были позаимствованы Поппером у Анри Бергсона, который уподоблял закрытое общество пчелиному рою или муравейнику, «где индивид прикован к своему занятию своим строением, а организация относительно неизменна, тогда как гражданская община у человека – это изменчивая форма, открытая для всякого рода поступательного движения» [20]. Примитивное магическое общество древности стало, таким образом, прототипом закрытого общества и для Поппера (см. ниже). Откуда, по нашему мнению, следует, что применительно к современности термины «управляемое (свободное) развитие» предпочтительнее предложенных Поппером.

В трудах по методологии исторического знания книгу Поппера чаще всего упоминают в связи с критикой «историцизма». Этот введенный им термин обозначает «множество социально-философских учений», настаивающих на том, что они «открыли законы истории, позволяющие им пророчествовать о ходе истории» [21]. Значительная часть книги посвящена критике наиболее известного из этих учений – историцизма марксистов. Между тем, наряду с критикой «законов истории», в книге Поппера говорится также о важнейшей тенденции исторического развития! Вот несколько цитат: «…магическое, племенное или коллективистское общество мы будем именовать закрытым обществом, а общество, в котором индивидуумы вынуждены принимать личные решения, - открытым обществом»; «возможность рациональной рефлексии по поводу стоящих перед человеком проблем – вот что составляет коренное различие этих двух типов обществ»; «…греки начали величайшую революцию, которая, по-видимому, все еще находится в своей начальной стадии, а именно – в стадии перехода от закрытого общества к открытому» [22].

Перед нами еще одна, пожалуй, самая главная тенденция развития, имеющая уже не только познавательную, но и основополагающую - «мировоззренческую» - ценность (см. далее). По существу, Поппер конкретизирует здесь известную формулировку Маркса: «Общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, сознают ли они это или нет». (О научной компоненте философии истории Маркса см. [23]). За время, прошедшее после выхода книги Поппера, наукой накоплено большое количество новых данных о том, как в ходе истории человек, выделяясь из первобытного коллектива, становился независимой личностью, членом гражданского общества, сложившегося в наши дни в странах, принадлежащих к Западной ветви человечества. Этот процесс индивидуализации человека сопровождался развитием его сознания – переходом от сознания мифологического, коллективистского к рациональному, индивидуалистическому. О типах сознания и их смене, как важнейшем результате индивидуального развития людей, - см. книгу Бориса Миронова «История и социология» [24]. Увы, ни обыденное, ни строгое научное мышление обычно не признают тенденцию развития человека в ходе истории человечества. Сложившаяся ситуация достойна самого глубокого сожаления!

Только встав вслед за Э на избранный им путь «абстрактных обобщений», мы обрели бы способность к пониманию истории – к прорыву удушающей историческое познание петли утверждений типа история не имеет смысла, она «учит только тому, что она ничему не учит» и сознание человека и его мораль в ходе истории не меняются. В основе этих и им подобных мыслительных стереотипов лежит отрицание все той же тенденции исторического развития человека. Напротив, признание этой тенденции приводит нас к мысли о том, что тесно связанные между собой процессы индивидуализации и развития сознания - это и есть главное содержание истории, ее «смысл для нас». Становление рационального сознания - глубинное содержание переживаемой нами исторической эпохи. Наивысшая форма рационального мышления - мышление научное. Открыв нам смысл истории, историческая наука выполнила необходимое условие созидания современной морали: морально все то, что способствует сохранению и дальнейшему свободному развитию человечества.

Март 2012 года

Список литературы

1. Александр Вильшанский, Научный метод познания действительности, Электронный научный семинар, http://www.elektron2000.com/vilshansky_0032.html .

2. Марк Перельман, Мирон Амусья, Можно ли выработать дефиницию «Еврей», Электронный научный семинар, http://www.elektron2000.com/perelman_0010.html .

3. А. И. Ракитов, Историческое познание, Политиздат, М.,1982 г., с. 176.

4. Albert Einstein, Why do they hate the Jews? (1938), In: Out of my latter years, The Citadel Press, Secaucus, New Jersey, 1956 , http://world.lib.ru/j/jarower_e_p/aejnshtejn.shtml .

5. Словарь терминов логики, Идеализация, http://dic.academic.ru/dic.nsf/logic/110 .

6. Макс Вебер, «Объективность» социально-научного и социально-политического познания, в сб. Макс Вебер, Избранные произведения, «Прогресс», 1990 г., с. 389 и далее, http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Sociolog/vebizbr/04.php .

7. А. И. Ракитов, там же, с. 174.

8. А. А. Ивин, Философия истории, Гардарика, М., с. 118.

9. А. М. Сирота, Настало время сопоставить времена, «Знание – сила», 2001, № 6, http://www.maranat.de/sir_01_01.html .

10. . В. Р. Дольник, Непослушное дитя биосферы, СПб., «Петроглиф»; М., МЦНМО, 2009, с. 72-75, www.koob.ru/dolnik .

11. Лазарь Беренсон, Лев Толстой и еврейский вопрос, www.sem40.ru , http://www.sem40.ru/ourpeople/history/14497/ .

12. Уильям Р. Перл, Заговор Холокоста. Международная политика геноцида, http://samsonblinded.org/files/holocaust_conspiracy.pdf .

13. Уильям Р. Перл, там же, с. 30 (из 138).

14. Уильям Р. Перл, там же, с. 42 (из 138).

15. Яков Этингер, Парадоксы польско-еврейских отношений, Лехаим 16-03-2005, http://www.sem40.ru/ourpeople/history/14419 ;
Алина Скибиньска, Человеческе болото…, 02.02.11, Евроазиатский еврейский конгресс, http://eajc.org/page279/news21677.html ;
Электрон Добрускин, Добромысли, Электронный научный семинар, http://www.elektron2000.com/node/217 .

16.Нина Большакова, Конвой позора, Алеф, http://www.alefmagazine.com/pub2486.html .

17. Шели Шрайман, Последняя тайна режима, 2005, г., shraiman.livejournal.com/42446.html; shraiman.livejournal.com/42671.html .

18. О. В. Будницкий, «1937 год: репрессии в Красной Армии», радиостанция «Эхо Москвы», «Не так», 22.09.2007, http://echo.msk.ru/att/bcst-55031-snd2.mp3 .

19. Карл Поппер, Открытое общество и его враги, «Культурная инициатива», М., 1992 г., http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Popp/index.php .

20. Анри Бергсон, Два источника морали и религии, Канон, М., 1994 г., с. 27, http://bankknig.com/guman_nauki/190189-dva-istochnika-morali-i-religii.html .

21. Карл Поппер, там же, с. 32.

22. Карл Поппер, там же, с. 217, 218, 220.

23. А. М. Сирота, Неомарксизм: попытка реформации, Вопросы философии, 1998, № 8, http://www.maranat.de/sir_03_01.html ;
A. Sirota, Neo-Marxiism: An Attempt at Reformation, Russian Studies in Philosophy, spring 2001 /vol. 39, no.4, p.32, http://www.maranat.de/sir_03_03.html .

24. Б. Н, Миронов, История и социология, «Наука», Л., 1984 г.

Опубликовано на сетевом портале Евгения Берковича "Заметки по еврейской истории", журнал "Мастерская", http://club.berkovich-zametki.com/?p=1351

ОГЛАВЛЕНИЕ

Анатолий Сирота
Источник: www.maranat.de

Использование материалов данного сайта разрешается только с установкой прямой ссылки на www.maranat.de.

Оглавление    Закономерности истории    Печать


© 2007-19 Maranat. All rights reserved. Разработка w1d.de Datenschutz |
Online проект &quot;Маранат&quot; :: Марина Аграновская :: Анатолий Сирота
Кто такая Марина Аграновская? Еврейская культура. Пасхальный седер. Мертвый языкРусский плюс немецкий : двуязычный ребенок. Домашняя школа. Мелкая моторика.
Библия : библейские сюжеты : Отделение света от тьмы : первородный грех