Смысл истории
Уважаемая редакция журнала «Знание — сила»! Помещенная в разделе «Размышления у книжной полки», статья Р. Подольного о трудах Н. И. Конрада («Знание-сила», № 4, 1979 г.) показалась мне в некоторых своих частях неубедительной. По Тойнби, говорит статья, история человечества «до ее нынешнего момента не единый поток, движущийся сквозь века и охватывающий все человечество, а... ряд отдельных одновременных потоков». По Конраду, «истории отдельных цивилизаций... скорее мощные течения в едином океане, постоянно встречающиеся друг с другом».
Думается, что истина содержится в каждом из этих противоречащих одно другому утверждений. С тем же успехом можно начать спор на тему: верно ли, что все люди одинаковы (точка зрения до некоторой степени близкая ученому) или же следует считать всех людей разными (как это подчеркивают люди с поэтическим и вообще «ненаучным» складом ума)? И то и другое ведь верно! Все зависит от исследуемой проблемы, и в одном случае мы можем говорить об общеисторическом (или общечеловеческом), игнорируя индивидуальные различия, в другом случае такое игнорирование исключает саму постановку проблемы
. Примем, что потоки истории Европы и Азии однотипны по своей глубинной сути, история человечества едина и очевидные различия — это всего лишь различия в темпах развития. Но разве само по себе движение с разной скоростью не свидетельствует о не сталкивающихся потоках, то есть слабых контактах? Капитализм родился только в Европе — одного этого фундаментального факта достаточно, чтобы при решении многих проблем оправдать игнорирование весьма слабых в глубокой древности контактов между средиземноморско-европейским, китайским и индийским регионами Евразии.
Постепенное усиление контактов между регионами вплоть до нашего времени, когда человечество, столкнувшись с экологическими ограничениями и угрозой атомной войны, смутно начало осознавать свое единство,— вот одна из составляющих смысла истории. В этой связи следовало бы, наверное, говорить не о том, что Н. И. Конрад доказал единство древней истории человечества, а лишь о смещении акцентов, о том, что его труды поколебали свойственный некоторым ученым европоцентризм, оставшийся от тех времен, когда история Азии и других частей света еще не была известна.
На языке «более точных» наук дискуссия о единстве древней истории человечества свелась бы к обсуждению степени взаимодействия между несколькими системами (регионами), и спор о том, в каких случаях это взаимодействие следует учитывать, по всей вероятности, не приобрел бы острого характера — ведь системы выделяются в соответствии с условиями задачи, а не по какому-то раз навсегда принятому правилу!
Утверждение Р. Подольного: «события, происходившие на противоположных концах Старого Света... тесно связаны, а историю одной страны нельзя понять, не связав ее с прошлым других земель», представляется при таком подходе слишком категоричным. Учитывать связь с прошлым других земель, так же как и взаимодействие и взаимовлияние сосуществующих во времени «исторических организмов», следует далеко не всегда.
В качестве одного из примеров взаимосвязанности в историческом прошлом Р. Подольный приводит «знаменитое Возрождение»: «Умение видеть не только «деревья» истории отдельных стран, но и «лес»... мировой истории позволило Николаю Иосифовичу показать, что «знаменитое Возрождение» пришло в свой черед на земле всех цивилизаций Старого Света».
Но вот член-корреспондент АН СССР Виктор Никитич Лазарев полагал, что эпоха расцвета искусства в X—XI веках в Армении, на рубеже XII—XIII веков в Грузии и в России XIV века не были явлениями ренессансного порядка. И как быть с критическим обзором многочисленных публикаций «о кочующей культуре всеобщего Ренессанса», который привел члена-корреспондента АН СССР Виктора Ивановича Рутенбурга к выводу о том, что «применение к явлениям, различным по содержанию, форме и времени, единого термина «Возрождение»... делает его внеисторическим и поэтому беспредметным»?
Столь же определенно высказывается о грузинской литературе XI—XII веков и академик Виктор Максимович Жирмунский, называя ее «явлением периода развитого феодального общества», которое «нельзя отождествлять с Ренессансом ни по его социальной природе, ни по идейному содержанию». Список противников «всеобщего Ренессанса» легко можно было бы продол жить. Вместе с тем нельзя считать вполне убедительными и доводы противников «всеобщего Ренессанса».
Наиболее веский из них — несомненная связь западноевропейского Ренессанса с победой нового общественного строя, с тем переходом от Средневековья к Новому времени, который произошел только в Европе и является наиболее характерным «итоговым» проявлением различий европейского и азиатского исторических «потоков». «Других ренессансов не было.
Этот оказался единственным» (Л. М. Баткин). Ну, а если бы по каким-то причина (нашествие из глубин Азии), начавшись в XIV веке, европейское ренессансное движение зачахло бы в XV веке, а затем новое все же утвердилось бы какими-то иными путями? Как бы тогда судили о европейском Ренессансе XIV века историки?
Вспоминаются шутливые строки английской эпиграммы, переведенной Маршаком: «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе!» Итак, ренессансы разных времен и народов по каким-то признакам могут быть сопоставлены, и, вместе с тем, ни один из них нельзя приравнивать к европейскому Ренессансу XIV—XVI веков. Утверждение, что и говорить, не слишком содержательное!
Значительные затруднения вызывает и попытка ограничения Ренессанса во времени. Сдвиги, происходившие в разных видах искусства и в литературе, гуманизм, Реформация—все эти идейные течения, по-разному выражающие развитие личностного сознания, даже в одной стране хронологически не совпадают между собой.
Не приходится поэтому удивляться противоречивости высказываний специалистов о начале и конце национальных ренессансов европейских стран и всей эпохи Возрождения в Европе. «Возрождение — это целая культурная эпоха в процессе перехода от средних веков к новому времени, обладающая не только чертами известной типологической целостности, но и сложной исторической динамикой с глубокими внутренними противоречиями» (В. Н. Гращенков).
Сущность европейского Возрождения нельзя поэтому выразить простыми формулами. Но если простые словесные формулы не в состоянии передать меняющееся противоречивое содержание эпохи, то где разумный предел усложнению формул, необходимому для приближения их к реальности?
Не следует ли изучать эпоху Возрождения так же, как это предлагается для социально-экономических формаций: вначале создать обобщенную модель без учета «внесистемных» элементов и отношений, своеобразия предшествующего исторического развития, влияний одного региона на другой, несоответствий между производительными силами, производственными отношениями и надстройкой и т. п., а затем последовательно снижать уровень обобщений, переходя структура Возрождения рассматриваться как некий инвариант, применимый вне пределов Европы?
Если разработать такую модель, основываясь на европейском опыте, то непременно проявится основное возражение противников всеобщности — ренессансное движение полностью раскрылось (привело к Новому времени) только в Европе. Положение, однако, меняется, если рассматривать не структуру в целом, а лишь отдельные ее элементы, исследуя их инвариантность, степень их необходимости в развитии обществ путем сопоставления исторических событий в слабо связанных между собой регионах.
Быть может, таким путем удастся выявить то ядро исторического явления, которое под влиянием других элементов той же структуры (число которых в разных ситуациях различно), а также предшествующих и сосуществующих условий, развертывается во все разнообразие конкретной истории, подобно тому, как в зависимости от начальных и краевых условий описывают обширный класс физически разнородных явлений одни и те же дифференциальные уравнения?
Именно так подошли к отысканию исторического инварианта развития «религии основателя», то есть религии, возникновение которой приписывается конкретной исторической личности, Л. С. Васильев и Д. Е. Фурман, сопоставляя христианство с конфуцианством. Для религий этого типа характерна вера в то, что основатель учения обладал истиной в последней, инстанции.
После смерти основателя возникает необходимость тщательно зафиксировать «откровение» — создается «священное писание». Последовавшее затем превращение христианства и конфуцианства в официальные идеологии вызвало необходимость в новом прочтении писаний, что привело к появлению многочисленных комментариев, постепенно затмивших сам текст писания и ставших как бы «вторичным откровением».
Дальнейшая эволюция учения приводит ко все большему удалению комментариев от «писания», и в конце концов религиозная организация начинает скрывать от верующих первоначальные тексты, например запрещает переводить их на народные языки. На этой стадии и возникает реформация—стремление к «первоисточнику» тех слоев общества, которые ищут новое, стремятся к переменам и хотят найти для себя надежную опору в новой, «истинной» интерпретации «откровения».
Все эти явления закономерны, они не результат внешнего влияния, так как контакты между Китаем и Ближним Востоком на рубеже нашей эры практически полностью отсутствовали. Конечный вывод Л. С. Васильева и Д. Е. Фурмана о закономерности Реформации — одного из элементов структуры Возрождения — представляет несомненный интерес в связи со спорами о всеобщности Ренессанса и других исторических явлений: «надо четко различать Реформацию с большой буквы — особое, исторически уникальное явление в европейской истории, связанное с ростом буржуазии и. способствовавшее ее дальнейшему усилению,— и реформацию с маленькой буквы, реформацию как закономерный при функционировании любой религиозной системы механизм «встречного» движения к первоисточнику, закономерного так же, как закономерно и движение от первоисточника». С исследованием Л. С. Васильева и Д. Е. Фурмана (Л.С. Васильев, Д.Е. Фурман. «Христианство и конфуцианство (опыт сравнительного анализа)» в книге «История и культура Китая». Москва, «Наука», 1974 г.) полезно ознакомиться всем читателям журнала, интересующимся историческими закономерностями.
Мне, как и многим читателям журнала, было бы интересно узнать, что думают о методологии истории крупные советские ученые, и я обращаюсь к редакции с просьбой предоставить нам эту возможность.
Анатолий Сирота
Источник: www.maranat.de
Статья опубликована в журнале «Знание-сила», № 6, 1980 г.
.
Использование материалов данного сайта разрешается только с установкой прямой ссылки на www.maranat.de.
Оглавление Закономерности истории Печать
